Богач, бедняк... Том 2 - Страница 63

Утром она не пошла на две лекции. Позвонила на студию Сэму Кори, спросила, не мог бы он приехать к ней. Есть разговор.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1964 год

Джин не слушала мужа. Несмотря на свою беременность, каждое утро спускалась из своей комнаты вниз, чтобы вместе с ним позавтракать. «К концу дня, – объясняла она, – я должна испытывать такую же усталость, как и ты. Я не желаю быть похожей на тех американских женщин, которые целый день лежат в постели, а потом, когда их мужья приходят домой с работы, развивают безумную деятельность, суетятся весь вечер, потому что им некуда девать скопившуюся за день энергию. Такое вот отсутствие энергетической гармонии стало причиной большинства разводов, а не супружеская неверность».

Срок был большой, и даже под ее очень просторной, свободно ниспадающей до пола ночной рубашкой и халатом ясно вырисовывался большой уродливый живот. Рудольф, глядя на Джин, постоянно испытывал острое чувство собственной вины. Как она раньше легко ходила, не ходила, а порхала. Теперь, переходя из одной комнаты в другую, ей приходилось ступать очень осторожно, словно она боялась потерять равновесие, неся перед собой огромный живот. Природа, по-видимому, снабдила женщин необходимой дозой сомнамбулизма, думал он, если они хотят благополучно произвести на свет потомство.

Они сидели вдвоем в столовой. Через стекла окон пробивались лучи бледного апрельского солнца. Марта принесла им свежезаваренный кофе. Она заметно изменилась после смерти его матери. Хотя теперь ела не больше, чем прежде, она сильно располнела и стала похожа на статную матрону, которая довольна всем в этой жизни. Резко очерченные морщины на лице исчезли, а вечно поджатые недовольные губы теперь можно было принять за подобие странной улыбки. У смерти есть свои преимущества, отметил про себя Рудольф, наблюдая, как она ловко, почти бесшумно поставила кофейник перед Джин. Прежде, в те минувшие уже дни, она непременно грохнула бы кофейником о стол, как это она обычно делала, словно выражала недовольство своей судьбой.

Беременность округлила лицо Джин, и теперь она больше уже не походила на школьницу, решительным образом настроенную стать первой в своем классе и получать самые высокие оценки. Умиротворенное, женственное, ее лицо мягко светилось в солнечных лучах.

– Сегодня ты похожа на святую, – сказал Рудольф.

– Тут у кого угодно будет облик святого, – ответила она, – если два месяца не занимаешься сексом.

– Надеюсь, наш малыш оправдает все принесенные тобой жертвы.

– Пусть только попробует не быть на высоте!

– Ну, как ты чувствуешь себя сегодня?

– О’кей. Он там, по-моему, марширует в тяжелых солдатских ботинках, ну а в остальном все терпимо.

– Ну а что, если будет девочка?

– Я ей посоветую не заводить двух любовников сразу, – ответила Джин.

Они рассмеялись.

– Что ты собираешься делать сегодня?

– На собеседование придет няня, потом должны привезти мебель для детской, мы с Мартой будем ее расставлять. Потом нужно принять витамины, потом нужно взвеситься. Дел много. Ну а ты?

– Нужно поехать в университет, – сказал Рудольф. – Там сегодня заседание совета попечителей. Потом загляну в офис…

– Ты снова позволишь этому старому чудовищу Калдервуду ворчать?

С тех пор как Рудольф сообщил о своем решении выйти из бизнеса в июне, Калдервуд все время ворчал, не давая ему прохода: «Ну кто, скажи на милость, уходит в отставку в возрасте тридцати шести лет?»

– Я, – каждый раз говорил ему Рудольф, но Калдервуд отказывался принимать его слова на веру. В глубине души он подозревал, что Рудольф темнит, чтобы установить полный контроль над всем бизнесом, и Калдервуд неоднократно намекал ему, что если Рудольф передумает и останется в бизнесе, то будет более полный контроль. Он даже предложил перенести главный офис в Нью-Йорк, но Рудольф сказал, что он не собирается жить в этом городе. Джин разделяла привязанность Рудольфа к старому фермерскому дому в Уитби и обсуждала с архитектором планы его расширения.

– Не беспокойся из-за Калдервуда, – сказал Рудольф, поднимаясь из-за стола. – Я приеду на ланч домой.

– Вот это мне нравится, – обрадовалась Джин. – Муж приезжает домой на ланч. После ланча позволю тебе заняться со мной любовью.

– И не думай, – оборвал он ее. Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, видя перед собой ее дорогое, улыбающееся лицо.

Было еще рано, и Рудольф ехал медленно, с удовольствием разглядывая город. Маленькие детишки в ярких, цветастых ветровках ездили на трехколесных велосипедах по тротуару или играли на лужайках, на которых уже пробивалась весенняя зелень. Молодая женщина в брюках толкала впереди себя детскую коляску, радуясь яркому солнцу. Дряхлый пес дремал на теплых ступенях большой, окрашенной в белый цвет пекарни, где выпекали коврижки с имбирным орехом и пряники. Почтальон Хоукинс приветливо помахал ему рукой, Рудольф помахал ему в ответ. Полицейский Слэттери, стоя возле своего патрульного автомобиля, разговаривал с садовником. Он улыбнулся Рудольфу. Два профессора с кафедры биологии, шедшие в университет на работу, погруженные в ученую беседу, вскинули головы, здороваясь с ним коротким кивком: «хелло!» В этой части города с его большими деревьями, большими просторными деревянными домами и тихими улицами царила особая безмятежная атмосфера еще не ушедшего далеко девятнадцатого века, когда не было войн, никаких бумов, никаких депрессий. Рудольф не переставал теперь удивляться: как это он еще совсем недавно рвался вон из этого городка, где его все знали, где на каждом углу с ним все здоровались, рвался в незнакомый, с какой-то серой, каменной враждебностью Нью-Йорк, с подстерегающими на каждом шагу неожиданностями.